Все-таки по настоящему человек может понять только свой мир. Вещи, например, совершенно очевидные для меня, приходится объяснять даже близко знакомым людям. И наоборот, естественно.
Друзья мои, вы действительно не понимаете, в каком состоянии дети приходят из детдомов. Вы говорите — Аркадий, а вдруг она прочитает это в ФБ и обидится? Какой Фейсбук, друзья мои? Ребенок в четырнадцать лет не знает, что такое виноград. Ребенок в четырнадцать лет не знает, что такое снегокат. Какой фейсбук? Вы о чем?
Вы говорите — тогда прочитают ее одноклассники и обидят ее. Не прочитают. У нее нет одноклассников. Она не в состоянии учится в школе. Она не в состоянии общаться с обществом. Она не в состоянии войти сейчас в обычный класс. Они все первый год-два три могут быть только на домашнем обучении. Они абсолютно, совершенно не социализированны.
Вы представляете, что будет, если девченку из липецкого детдома запустить в класс к пятнадцатилетним московским обеспеченным детям с десятком гаджетов в кармане каждый? Они ее убъют за две недели. Они ее заклюют просто. Ее минимум год надо готовить к выпуску в мир. Минимум.
Если Ритка за год социализировалась практически полностью, Машка — вообще моментально, за полгода пожалуй, то Кристине понадобилось года три, наверное.
Вы говорите — она обидится. Не обидится. Она не в состоянии обижаться. Чтобы обижаться — надо, чтобы внутри было то, что можно обидеть. Там абсолютная нравственная и душевная атрофия. Там личности не существует полностью. Ее нет. Вообще, Даже в зачаточном состоянии.
Ее просто невозможно обидеть. Ничем. Я вам говорю — если ребенок пробывает в детском доме лет до двенадцати-тринадцати — все, это маугли. Это реально, в прямом смысле этого слова — маугли. Единственное его совпадение с современным человеком — что он также способен говорить на человеческом языке. Больше никаких совпадений нет.
Нравственная олигофрения полная. Полная. То есть абсолютно, совершенно. Но зато американцам не отдаем, фигли.
! Орфография и стилистика автора сохранены
